" width="320">
Полезная статья о влиянии территории проживания ( информационного поля) на поведение человека или социальной группы. Почему при примерно равных вводных агрессия может возникнуть, а может и нет. далее цитирую статью Об агрессии сценах насилия (источник статьи )
Имеется два полярных мнения: Первое – публичная демонстрация сцен насилия провоцирует рост насилия в обществе. Второе – такого рода демонстрация ничего не провоцирует, а, скорее, канализирует подсознательную тягу к насилию в обществе. Выскажусь, пожалуй, коротенько на этот счёт и я.Насилие есть производная от функции агрессии. Агрессия – это одна из важнейших функций живых организмов, являющаяся составляющей ряда инстинктов, например, инстинкта самосохранения. В русском языке термин «агрессия» давно имеет негативную окраску, став чем-то вроде синонима таких слов, как «атака», «нападение», «уничтожение». Но если рассмотреть агрессию, как некое состояние живого организма, то в таковом состоянии живой организм пребывает отнюдь не только при нападении на другой живой организм. [more]Рассмотрим для начала отвлечённый пример из животного мира. Как себя поведёт самка с детёнышами, если какой-то хищник попробует напасть на детёнышей? Ответ очевиден – она станет своих детёнышей защищать, при этом её защита возможна лишь при включённой функции агрессии. Стало быть, агрессия проявляется как при нападении, так и при самозащите.Понятно также, что любой хищник проявляет агрессию при самом банальном добывании пищи. То есть для хищника агрессия провоцируется инстинктом самосохранения – ему надо регулярно кушать. Ну а если хищника кормить мясом, то есть освободить его от необходимости предварительно находить и убивать жертву? Исчезнет ли в этом случае агрессия хищника? Да нет, не исчезнет, просто она будет переведена в неактуальное состояние. Она будет дремать, но достаточно будет малейшего раздражителя, чтобы агрессия снова включилась.В советское время жила известная на весь Союз некая семья Берберовых. Всесоюзную известность эта семья из Баку приобрела благодаря собственному идиотизму: помимо двух детей, они завели в своей квартире хищников – льва и пуму. Очень это льстило коммунистической пропаганде, которая всегда выступала против любой агрессии. А тут два хищника преспокойно живут в семье, гуляют по улицам города, спят в городской квартире, самим фактом такого «мирного сосуществования» как бы доказывая, что даже хищника можно сделать миролюбивым. Даже целый фильм про это сняли, который иногда крутили по ТВ и все с умилением смотрели, как мальчик и девочка играются со львом. Красиво. Но, как уже не раз сказано, природу переделать невозможно. В итоге всё закончилось тем, что однажды лев загрыз мальчика и покалечил хозяйку. А подоспевший наряд милиции застрелил и льва, и пуму. Вот такой вот мрачноватый конец красивой сказочки.Вопрос: а почему в какой-то момент у домашнего льва Берберовых, которого кормили наверняка очень неплохо, вдруг включилась агрессия? Чтобы понять причину, надо принять во внимание, что у живых существ есть ещё один могучий инстинкт, которому следует любое животное – инстинкт метить территорию. Помеченная территория считается собственностью и нарушение границ этой территории включает у собственника агрессию по отношению к нарушителю.В принципе, инстинкт метить территорию является производном от инстинкта самосохранения – в границах помеченной территории животное добывает себе пропитание. Следовательно, любой нарушитель рассматривается, как потенциальная угроза собственному пропитанию, то есть, в конечном итоге, опосредованная угроза для жизни. Можно сколько угодно считать этот инстинкт иррациональным, но он есть у любого живого существа и глупо поступает тот, кто думает, что инстинкт метить территорию можно отменить. Он неотменяем. И моментально актуализирует агрессию при любом нарушении своей территории.Лев Берберовых считал квартиру Берберовых своей территорией. Сами Берберовы тоже считали её своей территорией. В такой ситуации рано или поздно либо Берберовы, либо лев должны были проявить агрессию. Лев – посчитав, что Берберовы, которым он милостиво разрешал себя кормить, ведут себя на его территории неправильно. Что и произошло. Убитого льва и пуму жалко. А вот Берберовых – ни капли, ибо идиотов надо учить. Ну или хотя бы на примере идиотов учить нормальных людей.Ну ладно, это всё общие рассуждения. Мы ведь начали с обсуждения животрепещущей темы: провоцируют ли публичные сцены насилия усиление агрессивности в обществе? Мой ответ, исходя из вышесказанного: всё зависит не от показываемого насилия как такового, а от того, кто и в отношении кого осуществляет насилие на экране (фотографии, видеоклипе). Человек может совершенно спокойно посмотреть фильм ужасов, где реками течёт кровь и головы жертв отлетают каждые пять минут, а после этого выйдет из кинозала в самом миролюбивом настроении. Но этот же самый человек посмотрит даже не фильм, а просто несколько фотографий со сценами даже не убийств, а просто избиений – и кровь закипит у него в жилах и он будет готов идти и убивать. В чём причина такой разной реакции на сцены насилия?Человек – животное. Очень многих такая констатация огорчает, но, как говаривал Освальд Шпенглер: «Когда я называю человека зверем, то кого я этим обижаю – человека или зверя?». В биологическом плане, в области инстинктов человек животное в полной мере. Причём, что наиболее печально для некоторых, человек – хищник. Соответственно, все инстинкты хищника имеет в себе любой человек. Налёт цивилизации, образования, культуры и всего такого прочего моментально слетает с него при определённых обстоятельствах.В этом смысле должно быть понятно, когда именно у человека включается агрессия. Да, собственно, во всех тех случаях, когда она включается у хищника, прежде всего, во всех случаях, связанных с инстинктом метить территорию. Территория – это собственность. В этом смысле страсть к приобретению любой собственности у человека – это видоизменённый инстинкт метить территорию. Хотите включить агрессию у любого человека? Нет ничего проще – отберите у него вещь, которую он считает своей собственностью. Агрессия включится моментально. Могучий инстинкт.А если вторгнуться без разрешения в квартиру к человеку? Тут уж агрессия моментально достигнет такого уровня, что скорее всего сразу спровоцирует насилие. Да, не всегда агрессивное состояние порождает насилие – до известных пределов человек может контролировать своё поведение в агрессивном состоянии. Но только до известных. Если агрессия превысит некоторый порог, то снижение агрессивности возможно только через насилие – это уже вне пределов самоконтроля человека.Следует также иметь в виду, что человек – не простой хищник, а хищник социальный. Пример социальных хищников – стая волков. У стаи помеченная территория общая и нарушение этой территории агрессивно воспринимается всеми членами стаи. Точно также нападение на одного из членов стаи рассматривается остальными членами стаи, как нападение на них лично. И порождает точно такую же агрессивную реакцию. Инстинкт воспринимать нападение на члена стаи, как нападение на тебя лично – это ещё один из базовых инстинктов социального хищника. И с этим инстинктом также напрямую связана способность хищника включать агрессивное состояние.Теперь, поскольку про агрессию и причины её актуализации сказано достаточно, можно поговорить о сценах насилия и то, когда они порождают агрессию у просматривающей эти сцены аудитории, а когда не порождают.Недавно бурное обсуждение вопроса о том – разрешать или запрещать в ЖЖ публикации сцен насилия, вызвало . В частности, он сказал: «Я не люблю видео, где чечены режут головы русским, не люблю видео, где русские режут головы чеченам. … Я вообще против убийства». Его тут же поймали на непоследовательности, ибо никто иной, как Артемий Лебедев, в своём журнале вывешивал фото- и видеосцены насилия: фотографии уничтожения Че Гевары и фото и видео убийства северного вьетнамца одним из офицеров Южного Вьетнама.Спрашивается: как же это так, один и тот же человек совершенно спокойно публикует видео расстрела в голову, а спустя некоторое время выступает против видео с отрезанием головы. Логика тут есть? На самом деле, логики тут никакой – тут одни сплошные инстинкты. В свете всего вышесказанного будет ясно, почему Лебедева возмутило видео с отрезание голов русским солдатам и оставило спокойным видео с убийством вьетнамца.Давайте посмотрим через призму животного начала. А кого вообще из русской аудитории ЖЖ мог возмутить клип, на котором один вьетнамец простреливает голову другому вьетнамцу? Если рассматривать вопрос через призму инстинктов социального хищника, то действие клипа разворачивается на чужой территории, во Вьетнаме, и наш инстинкт метить территорию остаётся совершенно невозмутим. В клипе действуют представители другой стаи, и, опять же, наш социальный инстинкт спокоен. Нам, как животным, нет дела до того, что животные другой стаи убивают друг друга, да ещё делают это на своей, а не на нашей территории. Поэтому клип с убийством вьетнамца оставляет нас не то чтобы равнодушными – по человечески жалко вьетнамца (налёт культуры в этот момент с нас ещё не слетел), – но инстинкты, приводящие в актуальное состояние агрессию, молчат. И клип нас не возмущает.Совсем иное дело клип с отрезанными головами русских солдат. Думается, что уже понятно, почему он вызывает такую бурю эмоций у русскоязычной аудитории: на этом клипе убивают членов нашей стаи, да ещё на территории, которую наша стая пометила, то есть считает своей. Удар приходится в область сразу двух базовых инстинктов и агрессия моментально приводится в актуальное состояние. Причём уровень агрессии настолько высок, что выход из него может быть только один – ответное насилие. В чём уж проявится это насилие (или сублимация такового) – зависит от воспитания человека. Кто-то, как Артемий Лебедев, напишет гневный пост с призывом запретить публикацию такого видео, а кто-то, пожалуй, решит, что надо ответно убить тех, кто отрезал головы членам нашей стаи.Ну а как бы на клип с убитыми русскими солдатами отреагировали те же вьетнамцы? Да никак. Этот клип их не потряс бы. А вот клип, в котором вьетнамец убивает вьетнамца, берёт их за живое, порождая бурю эмоций.Кстати, в обсуждениях было сказано, что вот, мол, американцы исповедуют двойные стандарты – запрещают публикации сцен насилия в отношении американских солдат в Ираке, а вот насилие против других народов оставляют без внимания. На самом деле никаких двойных стандартов нет. Американцы – это стая, равно как и любой другой народ. Эта стая метит территорию. В данном случае – Ирак. На этой территории, которую стая уже считает своей (на инстинктивном уровне), члены другой стаи осуществляют насилие против американской стаи. Американцы не хотят видеть этих сцен, вот они их и запрещают, поскольку именно эти сцены затрагивают их базовые инстинкты. А до разборок между членами других стай американцам, в общем-то, не то чтобы нет дела, но они не задевают их базовые инстинкты, связанные с агрессией.Думаю, из сказанного вполне ясно, что сами по себе сцены насилия ничего спровоцировать не могут. Эскалация агрессии и результирующего насилия возникает только тогда, когда затрагиваются базовые инстинкты социального хищника: инстинкт метить территорию и инстинкт «нападение на члена стаи равносильно нападению на тебя».Возьмём для примера финальную часть фильма «От заката до рассвета», где в мексиканской пустыне банда подонков в придорожном кабаке попадает в западню, оказавшись на всю ночь в компании с ужасными вампирами. Вот там кровища льёт направо и налево, вот там отрезанные части тела разлетаются ежеминутно налево и направо, а минут 10-15 экранного времени происходят только убийства, убийства и убийства… Ну и как реагирует на это зритель? Да в общем и целом позитивно – прикольно посмотреть, как у вампира разрывается голова. Нарушения территории нет – Мексика не наша земля. А инстинкт «наших бьют»? Частично он включается, ибо в такой комбинации: «люди vs. Вампиры», мы даже последних подонков (каковыми в фильме предстают герои Тарантино и Клуни) склонны признать членами нашей стаи. В итоге, когда в конце фильма члены «нашей стаи» побеждают вампиров, это доставляет нам удовольствие – наша включившаяся было агрессия нашла для себя выход через созерцание сцен насилия, на которых «наши парни» уничтожают тех, кто на них посмел напасть – вампиров.Ну а, допустим, какова реакция русского зрителя на кадры кинохроники июля 1941 года, на которых немецкие танки едут по пыльным дорогам на фоне горящих хат? Вроде бы непосредственного насилия нет – немцы весёлые, смеются, никто не стреляет, никого не убивают. Но кадры эти любому русскому очень тяжело смотреть – ведь тут сразу и нарушение помеченной нашей стаей территории, да и про то, что эти весёлые немцы поубивали немало членов нашей стаи мы тоже знаем. А вот точно такие же кадры тех же самых весёлых немцев, которые летом 1940 года едут на танках по дорогам Франции, нас оставляют совершено равнодушными, пожалуй даже мы преисполняемся какого-то эстетического восхищения этими удалыми ребятами в красивой форме. Всё верно – что нам за дело до чужой территории и до трупов членов чужой стаи? А вот на кадрах лета 1941 года наша агрессия включается… но направить её некуда. Ведь всё уже давно кончилось.Тут, кстати, есть ещё один примечательный момент. В обсуждениях, связанных с требованием запретить сцены насилия, указывалось на то, что в советское время фильмы про войну, с массовыми сценами насилия показывались очень часто, а какого-то массового насилия в советском обществе не порождали. В чём ту дело? Всё ли дело только в работе милиции?На самом деле сцены насилия, на которых нарушается помеченная нашей стаей территория или атаке подвергаются члены нашей стаи, приводят нас в иступлённое состояние только тогда, когда нет справедливого с нашей точки зрения наказания за эти деяния, то есть воздаяния. Но в случае с фильмами про Отечественную войну воздаяние имеется.Возьмём для примера фильм «Горячий снег». Первоначально зрителю известно, что враг нарушил помеченную нашей стаей территорию (это всякий знает, что немцы нарушили нашу границу), убил множество членов нашей стаи. То есть изначально инстинкт агрессии русского зрителя этого фильма находится во включённом состоянии. Далее создатели фильма умело поднимают градус этой потенциальной агрессии – наши артиллеристы изо всех сил спешат куда-то навстречу врагу, по пути встречая других членов стаи, которые сообщают дополнительные сведения о том, как нарушивший территорию враг снова нанёс поражение (сцена на мосту с бежавшим с поля боя танкистом). Затем показывается прямая агрессия со стороны врага – немецкие самолёты бомбят наши позиции. И сразу после этого начинается танковая атака, когда градус инстинктивной агрессии русского зрителя достигает апогея – немецкие танки последовательно уничтожают артиллерийские батареи, артиллеристы гибнут, гибнут и гибнут. Если бы фильм закончился на этом моменте, то агрессия зрителей, особенно молодых, неминуемо перешла бы в конкретное насилие. Но фильм заканчивается совсем другими сценами: наступлением нашей стаи на фоне подбитых без счёта немецких танков. И включенная предыдущими кадрами агрессия идёт резко на убыль.Точно также заканчивается фильм «Они сражались за Родину» – там потрёпанное подразделение, от которого и взвода не осталось, видит бесчисленные колонны свежего пополнения, которое идёт на врага. Или фильм «На войне, как на войне» – точно такая же концовка: очень упорным немцам нанесено поражение и наши танки на полной скорости летят добивать врага. И так далее. Почти все советские фильмы про войну заканчивались воздаянием немцам. Именно поэтому они не порождали взрыва насилия в обществе. Правда, вызывали они порой встречную реакцию – хотелось, чтобы немцы хоть иногда победили.Был один такой фильм, назывался «Соколово». В фильме рассказывается о боевом крещении чешского танкового батальона, входившего в состав 3-й танковой армии генерала Рыбалко. По ходу фильма немцы расколошматили чехов под орех. Мне этот фильм нравился именно за это – наконец было показано, что немцы хорошо умели воевать. С другой стороны, ретроспективно анализируя мои детские впечатления, могу предположить, что если бы в этом фильме немцы победили не чехов, а русских, то мне этот фильм понравился бы значительно меньше, а может и вовсе не понравился бы. Что и не удивительно – смотреть, как члены одной чужой стаи уничтожают членов другой чужой стаи значительно приятнее, чем смотреть, как уничтожают членов твоей стаи. Конечно, дело в фильме «Соколово» происходило на территории, которую пометила моя стая. Но, с другой стороны, я очень хорошо знал – как знал это любой житель СССР, – что чужую стаю наша стая в конце-концов изгнала с нашей территории, да ещё поглумилась на их территории. Так что с базовыми инстинктами всё было в порядке. Они были полностью удовлетворены.Понятно, что всё, что я тут понаговорил, не является тайной за семью печатями. Ещё в годы войны пропагандисты обоих сторон – Эренбург с советской стороны и Геббельс с немецкой – выстраивали пропаганду с учётом этих базовых инстинктов. Советским солдатам в первые месяцы войны рассказывали, а когда можно, и показывали, о «зверствах немецких фашистов на советской земле», благо прецеденты были. Точно также и Геббельс с момента, когда РККА вошла на немецкую территорию, очень охотно демонстрировал «зверства коммунистов на немецкой земле», благо прецеденты были. А если рассмотреть советскую и немецкую пропаганду той поры с точки зрения того, о чём сказано выше, то что, собственно это было? Это были массированные апелляции к базовым инстинктам стаи – к инстинкту метить свою территорию и инстинкту воспринимать агрессию против членов твоей стаи, как агрессию против тебя лично.Про агрессию и насилие можно сказать ещё многое. В частности, очень интересно проследить уровни агрессии в частности в советском обществе за 70-летний период Советской власти и попытаться выяснить причины поднятия/снижения этого уровня. Но это всё-таки уже другая тема.В рамках же затронутой темы можно только ещё раз повторить мысль: сами по себе публичные сцены насилия не имеют какого-то абсолютного влияния на аудиторию в плане разжигания агрессивного состояния. Важным является факт: затрагивают или нет сцены насилия базовые инстинкты аудитории – инстинкт метить свою территорию и инстинкт «агрессия против члена моей стаи равносильна агрессии против меня лично». Если такие инстинкты не затрагиваются, то сцена насилия не спровоцируют рост агрессивного состояния аудитории. А вот если затрагивают, то аудитории должен быть предложен какой-то позитивный выход – либо в финальной сцене, либо иными путями. Если такой позитивный выход предложен не будет, агрессия аудитории может перерасти в насилие.
© Эвелина Гаевская
Комментарии (0)